Первый день войны Тамара, которой в сорок первом шел седьмой год, запомнила отчетливо — они играли с сестрой в куклы, когда услышали по радио о нападении Германии на Советский Союз. Потом мама повела их в детский сад. На улице все тоже слушали радио — сколько раз мы, родившиеся и живущие в мирное время, видели кадры хроники о том, как это было. Однако быть очевидцем трагических и великих событий — совсем другое дело.
Те ленинградские зимы оказались на редкость холодными и голодными. Голод. Это слово повторялось в рассказе Тамары Борисовны чаще всего. Сгоревшие в сентябре 1941-го года продовольственные склады обрекли на него огромный город. Люди выживали, как могли. Работающие получали по двести граммов хлеба, дети — по сто двадцать пять. После снятия блокады эта норма была немного увеличена — соответственно двести пятьдесят и сто пятьдесят граммов.
В их семье работали все взрослые. Еще на седьмое ноября в 41-м детям выдали по двести пятьдесят граммов драже, которое мудрая бабушка (к ней и к дедушке на Васильевский остров они перебрались с проспекта Стачек, когда немцы начали все ближе подступать к Кировскому заводу) старалась «растянуть» насколько возможно — те три дражинки в день тоже навсегда врезались в память. Ели жмых. Готовили холодец из кожаных ремней, из осоки делали лепешки. Выкапывали замерзшую землю у сгоревших складов. Весной сорок второго бабушка вместе со всеми бегала на Смоленское кладбище рвать траву. В ста двадцати пяти граммах хлеба была натуральная промокательная бумага...
Но от голода не было спасения. Человеческая психика не выдерживала. Несколько раз дедушка нападал на маму и бабушку, угрожал девочкам. Жить с ним вместе стало небезопасно, и потому их поселили в другой квартире того же дома. Потом дедушки не стало. Отец, ушедший на фронт в первые дни войны, пропал без вести — успел прислать всего два письма, и та памятная встреча с ним на Московском вокзале перед отправкой в район Волховстроя, где шли первые бои, оказалась, как выяснилось, последней... В детскую память врезалось и то, что люди часто скрывали факты смерти своих родных — чтобы продолжать получать на них карточки... Пропадали дети. Пропадали не потому, что забывали вдруг дорогу домой — они не возвращались в свои дома, потому что в городе были и другие люди — обезумевшие от голода, которые уже не могли помнить, понимать, что они — люди. Трупы были на каждом шагу и воспринимались как данность. Эмоций не было. Лишь отрешенность. Какое-то отупение. Но однажды все-таки прорвало — лакмусовой бумажкой стал человек в синей фуфайке, которого Тамара увидела, когда в один из дней пошла за водой: он тоже был мертв. Вернувшись, она почти реально увидела его дома! Что это было? Видение? Больное воображение? Что-то еще? Так или иначе, но в ее душе на долгие годы поселился страх...
Ликований по поводу снятия блокады Тамара Борисовна не помнит. Лишь отмечает, что стало потише — перестали бомбить так интенсивно, как во время блокады, и полегче стало с продуктами. На вопрос о том, почему вместе со многими ленинградцами в свое время не уехали в эвакуацию, говорит о том, что так решила мама.
После войны тоже пришлось нелегко. Много работали, брались за все. Потом закончила семилетку и в 1951-м году уехала на Север — в Никеле работал старший дядя, специалист-горняк. Не беэ сложностей удалось устроить Тамару ученицей копировщицы. Работала и училась в вечерней школе. По натуре чистый гуманитарий, поступила впоследствии в политехнический техникум в Свердловске, получила специальность механика горно-металлургического и обогатительного оборудования. Специальность стопроцентно мужская, но у нее, ставшей уже инженером, все получалось. Двадцать один год работы по специальности тому подтверждение.
В 1972-м мужа пригласили на работу в Северо-Западное ремонтно-строительное управление. Так Тамара Борисовна оказалась в Оленегорске. Работала в той же организации, что и муж. Освоила новую специальность, много ездила в командировки, изучала специальную литературу — все было интересно, присутствовало стремление жить полной жизнью, само-отдача была высокой: работали на совесть. Нынешняя молодежь к работе так не относится, считает Т. Назарова. А ведь и деньги тогда получали небольшие...
В девяносто четвертом вышла на пенсию. В трудовой книжке — всего две записи. Несмотря на статус пенсионерки, продолжает активно интересоваться общественной жизнью и окружающим миром. Радуют дети и внучка, которым она постаралась дать все то, чего сама была лишена. Но эхо блокады дает знать о себе — проблемы со здоровьем. И дело тут не только и не столько в возрасте. Начало всему — там...
И в заключение еще один эпизод из воспоминаний. Лето сорок первого. Уже началась война. Детский сад, в который Тамара ходила с сестрой, выезжает в Тихвин. Мост через Волховстрой в потрясшие маленькую девочку берега: они казались тогда такими крутыми! Сколько потом ездила в Питер, Тамара Борисовна все время в них пристально вглядывалась — оказалось, они не такие уж и крутые... Все закономерно. Просто между «тогда» и «сейчас» лежит целая жизнь. А из сада, готовившегося к эвакуации на Урал, мама их тогда выкрала. И, кто знает, может — несмотря на весь ужас, пережитый впоследствии — тем самым спасла.
Ольга ВЕНСПИ.
Фото автора