Владимир Анатольевич Иванов

Мог ли думать он, маль­чишкой бегая по немногочисленным улицам Оленегорска, что появится когда-то в его родном городе еще одна, ко­торая будет носить... его имя? А его самого уже не будет... Никто не знает своей судьбы. Никто. Хотя – разве он, Владимир Иванов, будущий военный летчик, воин-ин­тернационалист, не творил ее сам, по собственному выбо­ру? Думал ли он о возможной смерти, будучи уже там, в жарком афганском небе? Вряд ли, потому что и дома, на Родине, и там, под Джелалабадом, он отдавал всего себя главному, по имя чего, считал, родился и жил – небу.

Родился он в бараке, простом деревянном бараке, каких много было раскидано по всей России в первые послевоенные годы. Мать Володи, Александра Кириллов­на, приехала на Крайний Север сразу после окончания ФЗУ. В семье у них было пятеро детей, в войну жили впроголодь, и вот, когда после прорыва Ленинградской блокады в их село приехал уполномоченный набирать бу­дущих «фабзайчат», мать ее, прибавив дочке два года (благо та рослая была не по возрасту), отправила ее в го­род, на государственные харчи. Обучилась Александра на электросварщицу – не женская, конечно, профессия, но кто тогда смотрел на это: во всем ФЗУ мальчишек было – по пальцам пересчитать.

Сначала работала в Мончегорске на комбинате «Североникель», там и познакомилась с будущим мужем своим, Володиным отцом Анатолием Васильевичем. Затем уже вдвоем перебрались они в Оленегорск, на строительство горно-обогатительного комбината. Первым их жильем, как у большинства рабочих, был барак. Длинный коридор, тесная комнатенка. В 1952 году родился у них сын-первенец.

Был он на удивление крепким, сбитым и не каприз­ным. В пять лет уже научился читать, писать – в этом, конечно, заслуга мамы. Александра Кирилловна - жен­щина с характером - детей (а кроме Володи появилась вскоре на свет маленькая Татьяна) не баловала, приучала к аккуратности, порядку, и многое они восприняли именно от нее. Не обделенные добротой, росли добрыми, участли­выми. Принес однажды Володя домой, уже будучи школь­ником, орла с подбитым крылом, и целый год выхаживали его всей семьей в квартире. И выходили-таки птицу, здо­ровую выпустили потом на волю.

Как вспоминает Александра Кирилловна, особых хло­пот с Володей они не ведали. Приучила сызмальства к порядку, и уголок его в комнате был всегда прибран, одежда аккуратно сложена. Первый класс закончил на пя­терки, потом так же второй и дальше-дальше. Память у него была хорошая, цепкая, все быстро схватывал, и времени на другие дела оставалось достаточно. Но, как было заведено, позже девяти часов вечера на улице не за­держивался. Даже когда повзрослел, любил лишнее время побыть дома. Пригляделся к домашним заботам матери – научился и цветы поливать, и полы мыть, и даже блины печь.

Из письма родителям. Афганистан, 1982 год.

Александра Кирилловна рассказывала, что дом всегда притягивал его. Даже в том возрасте, когда обычно маль­чишки рвутся на волю, в компанию сверстников. Пережил в свое время Володя увлечение гитарой, потом освоил баян. Все это, конечно, на слух, а им бог его не обидел. Бывало, услышит по радио какую-нибудь песню и тут же наигрывает ее матери.

– Может, в музыкальную школу пойдешь? – спро­сила его как-то Александра Кирилловна.
– Нет, мама, не пойду, – ответил Владимир. – Я выбрал свой путь.

Он и вправду выбрал его. В школу еще не ходил, когда приобщился к авиамоделированию: родители целыми днями на работе, мальчонка, предоставленный самому себе, увязался однажды за старшими ребятами и... попал на за­нятие в авиамодельный кружок. Дома потом сообщил родителям: «Буду учиться строить модели самолетов, только руководитель кружка сказал, что требуется ваше согласие...»

Почему же не согласиться, если сынишка будет при де­ле? Не отказывали ему и позже, когда возникала необ­ходимость купить те или иные материалы для моделей, выписать специальный журнал, приобрести нужную кни­гу. Куда ни шло, если бы увлечение сына ограничивалось только этими затратами, а то ведь как бывало: придут родители с работы, а посредине их единственной и без того небольшой комнаты красуется... аэроплан. Пусть и не в натуральную величину – ни повернуться, ни прой­ти, одни крылья сколько места занимают. А Володя сияет: посмотрите, какой самолет! Ну разве повернется язык отчитать сына, обесценить его труд?

А Володя, уже целиком захваченный мечтой о небе, одним моделированием не ограничивался. Накачивал мыш­цы гирями, бегал, вообще увлекся спортом – понимал, что летчику необходима физическая закалка. К окончанию школы ростом вымахал под сто девяносто сантиметров. Плечистый, привлекательной наружности парень.

В школьной характеристике-рекомендации отмечали его способности к естественным и точным наукам, реко­мендовали поступать в Ленинградский политехнический институт. Но как еще в восьмом классе сказал роди­телям, что поедет поступать в летное училище, так и потом не отступился от своего: инженером быть не хо­чу, только летчиком. Не удастся – лучше шофером, как отец.

С таким вот настроем и подал через военкомат доку­менты в Сызранское высшее военное авиационное учили­ще летчиков. Через какое-то время пришел вызов из Сыз­рани. Только в нем сообщалось, что училище отныне го­товит... вертолетчиков. Перепрофилировали училище.

Очень тогда расстроился Володя, ходил сам не свой – ведь рушилась мечта детства стать летчиком-истреби­телем.

И опять мать пришла на помощь: негоже, сынок, отсту­пать, отказываться от своего слова. Документы-то пода­ны, надо ехать. Позднее признавалась, что втайне даже нашла в этом для себя утешение – вертолет не истре­битель, все поближе к земле. С материнским напутствием и поехал Владимир в Сызрань. Пошутил еще перед отъездом: мам, прилечу на вертолете, прямо во дворе смо­гу сесть.

Первое письмо прислал после сдачи экзаменов. Писал, что конкурс большой, пять человек на место. Экзамены сдал успешно, осталось выдержать строгий медицинский отбор. А вслед за письмом телеграмма: зачислен в высшее летное военное училище. До Афганистана оставалось еще целых двенадцать лет...

Из письма родителям. Афганистан, 1982 год.

Здравствуйте, мои родные мама и папа! У меня по-прежнему все нормально, служба есть служба, где бы она ни была. Сейчас я уже окончательно привык к здешнему образу жизни, к климату. Конечно, очень хочется поскорей вернуться домой, хотя бы – в Россию. Нам здесь работы хватает от зари до зари и еще останется тем, кто будет после нас...
Думаю, что в ближайшее время удастся с вами встретиться. А пока радуюсь, когда получаю от вас, с родной сторонки письмецо. Здесь с нетерпением ждут «почтовик», и каждый надеется, что именно ему пришло письмо.

...Об учебе в училище, когда приезжал на каникулы, он много не рассказывал. Да родители и не обижались, им достаточно было видеть сына веселым, простым, взрос­леющим с каждым годом и всегда внимательным, тяну­щимся к дому. Считали: доволен – значит, все хорошо. Только в отдельных фразах проскальзывало, что учеба действительно идет хорошо, что инструктор ценит его, а товарищи относятся с уважением.

Потом – распределение и – служба. Младшая се­стра, Татьяна, с печалью вспоминает о том времени, когда брат, высокий – под потолок, ладный, в красивой форме приезжал домой в отпуск, как наполнялся тогда их дом "песнями под гитару, громким смехом, оживленными раз­говорами. Из этих разговоров младшая сестренка поняла, что Володя буквально влюблен в свою винтокрылую ма­шину. В двадцать пять лет он имел уже звание капита­на, стал командиром экипажа вертолета. Ранней весной 1982 года, когда в Оленегорске еще повсюду лежал снег, он прилетел в свой последний отпуск. Прямым разговором родителей расстраивать не стал, но намекнул, что многие его товарищи по полку уже служили в Афганистане, ско­ро, быть может, придет и его черед.

Об Афганистане и наших ребятах, сражавшихся и от­давших жизнь за афганскую революцию, в те годы писали очень мало. Даже слово «война», «военные действия» не употреблялись, да и об армии, как таковой, речь не шла - «ограниченный контингент советских войск» и только. А что делал там этот «контингент», в каких условиях сражались наши 18-20-летние ребята, сколько их там полегло – об этом ни строчки, ни полстрочки. И такое неведение в каком-то смысле облегчало положе­ние матерей, провожавших своих сыновей на выполнение интернационального долга. В доме Ивановых поэтому осо­бенно и не беспокоились: сын все же почти десять лет летает, опыт есть, справится. О смерти ли сыновей думать?

Не думал о ней и Владимир. Вернее – мало думал. Некогда было. Теперь, когда мы знаем о той войне зна­чительно больше, можно представить, каково было там и профессиональному военному летчику. «Работы хватает от зари до зари, – писал он, – и еще останется тем, кто будет после нас».

А какая это была работа – рассказали мне земляки Иванова, оленегорские ребята-«афганцы». Те, которые не были прежде знакомы с Владимиром, но теперь взяли на себя заботу о семье погибшего земляка, о его родите­лях. Рассказали они, что без прикрытия вертолетов там «е обходилась практически «и одна операция. Нужно ли было выбить из кишлака душманов или захватить какой-то их опорный пункт, провести ли колонну с горючим или бое­припасами к своей базе, вывезти, наконец, раненых в цент­ральный госпиталь - повсюду приходили на помощь «стрекозы», как тепло называли воины боевые МИ-8.

Использование вертолетов в афганской войне было обусловлено самой обстановкой, самими природными усло­виями горной страны. Вертолету не требуется взлетной полосы, он может пролететь в узком скалистом ущелье, на малой высоте обнаружить противника и нанести ему упреждающий удар, быстро сесть в случае необходимости и так же быстро подняться в воздух.

Преимущества «малой авиации» в тех условиях неоспо­римы. Но эти же условия таят в себе и смертельную опасность: летящий на небольшой высоте вертолет может стать легкой добычей для затаившегося в горах против­ника – достаточно дать по нему автоматную очередь или выстрелить простой ракетой. Особая отточенность действий, мгновенная реакция на изменение обстановки, знание до мельчайших нюансов возможностей своей ма­шины и умение использовать их в различных экстремаль­ных ситуациях требуются от пилота вертолета и при ма­неврировании в ущельях, стиснутых с обеих сторон кру­тыми скалами, изобилующих резкими извивами и поворо­тами.

Владимир Иванов обладал всеми этими качествами боевого летчика. То, чему он обучался в летном училище, что накапливал за годы службы на Родине, пригодилось ему там, в настоящей боевой обстановке. И он не подвел наставников-учителей, не подвел боевых товарищей.

Выпал Владимиру счастливый случай за эти неполные шесть месяцев его службы в Афганистане: краткосрочная командировка на Родину за получением новых боевых вертолетов. Пока шло оформление документов, удалось ему с разрешения командования вырваться на несколько дней домой.

Прилетел, как обычно, без предупреждения, в такой знакомой и ставшей уже родной для всех летной форме. Радости, конечно, без края. Только вот не могла не отме­тить чуткая материнская душа: вроде и улыбка на Володином лице та же, да глаза – обычно веселые, ясные, озорные - совсем без смешинки. Вроде и держится, как обычно – легко, уверенно, но какая-то в облике едва уловимая напряженность, нервность. Бывало, приедет раньше в отпуск – весь дом светится от его веселого, доброго нрава, а здесь – уходит в себя все чаще, и хоть гитара в руках – но тоже строгая какая-то. Он, правда, ничего не рассказывал, не расстраивал мать с отцом и только все успокаивал их, а может, и себя самого, что пройдет вот полгода и приедет он опять в отпуск. Даже из дома почти не выходил все эти дни, все старался по­быть среди родных.

Да, он видел смерть каждый день и летал на смерть «от зари до зари» – это было его работой, но он и мысли не допускал, что можно спрятаться, уйти от этой работы тогда, когда сражаются и гибнут рядом его боевые друзья, его соотечественники.

...Срок его службы в Афганистане истекал в последние дни сентября, а 20 сентября ранним утром он вылетел на очередное боевое задание. На борту вертолета находи­лись, кроме него, еще три офицера. Роковой выстрел из-за сопки прервал полет винтокрылой машины. Пу­щенная вражеской рукой ракета пробила бортовую обшив­ку вертолета, и тот, не успев даже спланировать, рухнул всей тяжестью на скалы. Раздался взрыв...

Из письма родителям. Афганистан, 1982 год.

Здравствуйте, мои дорогие мама и папа. Наконец-то получил от вас долгожданное письмо. Очень рад, что у вас все хорошо, что вы все здоровы, что вам нравится жить на Ленинградском проспекте. Наверное, летом там действительно красиво. Если удастся при­ехать, то и я увижу все эти прелести. У нас здесь горы и пустыни. Хотя в них тоже можно увидеть красоту, но все-таки я привык к рус­ской природе и она мне больше по душе. С Танюшей мы тоже по­стоянно переписываемся и очень хочется увидеться. Надеюсь, нам повезет, и в сентябре встретимся. Может, удастся всем вместе на море съездить, как раньше. Приятно вспомнить эти дни. А пока у нас впе­реди много работы и долгие дни ожидания встречи. Думаю, мы все стойко перенесем, и наступят счастливые деньки нашей жизни на род­ной земле. Она все же теплее и краше, чем чужая земля.

...Невдалеке от Оленегорска, у самого входа на город­ское кладбище высится за аккуратной металлической оградой гранитный постамент. С него глядит спокойное, красивое особой, мужественной красотой лицо. Лицо это молодо, как молод и тот, кто покоится под этим скорбным надгробьем с двумя, до обидного близкими датами: 16.04.1952 – 20.09.1982.

– Только не надо рисовать его каким-то сверхчелове­ком, – говорила мне, рассказывая о Володе, его школь­ная учительница Мария Григорьевна Дупак. – Он был обыкновенным парнем, мало чем выделялся из массы сверстников.

Беседа с нею состоялась в 15-й школе Оленегорска, где проучился все годы Владимир Иванов. Мария Гри­горьевна достала из шкафа толстый пакет, разложила передо мной многочисленные фотографии и стала показы­вать на них Володю, объясняя, когда и при каких обстоя­тельствах делались снимки. Была среди них и одна из по­следних фотографий – подарок Владимира своей бывшей классной руководительнице, – где он запечатлен рядом с боевым вертолетом.

– Он был обыкновенным парнем, – повторила Мария Григорьевна. – Но знаете, чем привлекал он к себе и нас, учителей, и одноклассников? Добротой, общитель­ностью. Мы часто всем классом в свободные дни – в вы­ходные, во время каникул - ходили в походы. Костры, песни, ночевки в палатках - все это очень нравилось Володе, и он был неизменным участником таких вылазок, проявлял находчивость, выдумку, блистал остроумием. Не был лишен и недостатков. Случалось, что пошалит через меру, напроказит, но тут же обо всем и расскажет. Что особенно приятно – никогда не забывал школу. И когда в училище поступил, и потом, на службе уже, если приедет в Оленегорск – обязательно зайдет. При­ходил и ко мне домой.

В школе, где учился Владимир Иванов, преподает те­перь его родная сестра – Татьяна Анатольевна. Имя воина-интернационалиста носит пионерская дружина шко­лы № 2 Оленегорска. Дорогим гостем ребят всегда бывает мать героя – Александра Кирилловна. Нередко и они сами навещают ее.

Растет, благоустраивается самая молодая улица горо­да горняков, что взяла свой разбег с невысокой сопки, почти у центра Оленегорска. Решением исполкома город­ского совета народных депутатов ей присвоено имя капи­тана Владимира Иванова. На улице этой поднимаются ввысь жилые дома новой серии - благоустроенные, ком­фортабельные. Город помнит своего земляка, отдавшего жизнь во имя спокойствия и счастья другого народа.

Я. ЗУБАРЕВ