Самый северный ГОК

Предание гласит, что весной 1932 года студент третьекурсник Колька Зонтов брел по коридору Ле­нинградского горного института и меч­тал о том, чтобы отправиться на летнюю практику куда-нибудь в Среднюю Азию. Но в этот миг на него налетел бежавший по тому же коридору Давид Шифрин, который в спешном порядке искал про­раба для своего отряда, - и в итоге меч­ты о Средней Азии пошли прахом. В конце мая оба - и Шифрин, и Зонтов - в составе Мончетундровской геоло­гической экспедиции высадились в За­полярье. Надо сказать, что экспедиция направлялась вовсе не за железом - ака­демик Ферсман предположил, что в рай­оне Монче-тундры есть никельсодержащие руды (и не ошибся, подтверждени­ем чему стал пыхтящий рядом с нами "Североникель"). К началу июня моло­дых геологов, в которых кипел комсо­мольский энтузиазм, набралось на стан­ции Имандра около полусотни, и они по нескольким маршрутам двинулись вглубь неизведанной местности. Край был, мягко говоря, диковат - на берегу Иман­дры, откуда начался пеший поход, стояла лишь покосившаяся избушка, в которой жил саамский охотник по фамилии Ар­хипов. Он-то и стал главным проводни­ком экспедиции. Перво-наперво, геологам надо было попасть в Монче-губу, и для этого пришлось совершить пятнадцати­километровый марш-бросок по хрупко­му льду озера. Вышли в ночь с пятого на шестое июня. Архипов шел впереди и длинной острогой нащупывал тропу, а за ним вереницей тянулись 48 человек с девятью санями. Эта внушительная про­цессия не единожды могла уйти под воду, но по счастью все обошлось, и к рассве­ту геологи благополучно добрались до Монче-губы. Приключения сыпались на их юные головы одно за одним. Сперва Зонтов с другом едва не утонули, риск­нув в шквальный ветер поплавать по Монче-озеру на утлой лодчонке, а потом им пришлось около суток пробираться через болота к горе Мурпаркменч. Здесь, собственно, и произошло самое главное. Согласно красивой легенде, откуда-то из чащи вынырнул олень и, как в бажовской сказке, ударил копытом по горе - это, дескать, привлекло внимание геоло­гов, и они, расковыряв склон, обнаружи­ли залежи железной руды. На деле, ра­зумеется, все было по-другому, хотя без романтики не обошлось. Вымокший и ис­кусанный комарами Зонтов, взобравшись на гору, обнаружил, что стрелка компаса вместо того, чтобы показывать на север, крутится на месте. Остальное было дело техники. Так 23 июня 1932 года на Мурпаркменче было открыто железорудное месторождение.

Группа Шифрина и Зонтова провела в тундре целое лето. Неизвестно, жалел ли Колька о своих загубленных средне­азиатских планах, но 12 сентября он не без гордости записал в дневнике: "Тун­дра наполнилась жизнью. На станции Оленья создана база снабжения. От стан­ции в гору прокладывается дорога, по которой, пока еще вьюками, поступает сна­ряжение. В работе чувствуется подъем..." Тогда же молодые геологи пересеклись со Львом Ошаниным, который работал бродячим репортером в газете "Кировс­кий рабочий". Результатом обстоятельной беседы стала статья "Гора Зонтова", а че­рез некоторое время Ошанин написал довольно корявое, но ставшее знамени­тым стихотворение:

Зонтов замер.
Чуть наморщив лоб.
Он смотрел, как стрелка, смяв галоп.
Вдруг вытягивалась, как струна,
И опять взвивалась на бегу
В безысходном замкнутом кругу.
Он играл со стрелкой, бил в зенит,
В гору замурованный магнит.
Зонтов слышал: бьется пульсом нерв,-
И отряд полез наверх, наверх!..

 

На этом участие Николая Зонтова в судьбе месторождения, а потом и комби­ната не прекратилось. Вплоть до 80-х го­дов он частенько наведывался в Оленегорск и всегда был встречаем как по­четный гость. Его послевоенная судьба сложилась удачно - он стал кавалером трех орденов Трудового Красного Зна­мени и Заслуженным геологом РСФСР. Вряд ли мог пожаловаться на жизнь и Давид Шифрин. Умер он, правда, срав­нительно рано - в 1966 году - но успел получить Государственную премию и по­работать начальником отдела в Мини­стерстве геологии СССР.

А что же открытое ими месторожде­ние? К нему долгое время не притраги­вались - сперва не было необходимости, потом помешала война. Подлинных сви­детельств о том, как протекала жизнь на станции Оленья и в ее окрестностях в первой половине 40-х годов, сохранилось немного. Известно, что по станционным домикам и по железнодорожному полот­ну ожесточенно лупили с воздуха немец­кие самолеты, и что для отражения этих атак в лесу стояли восемь зенитных ус­тановок. Говорят, одна из неразорвавших­ся бомб до сих пор лежит где-то по до­роге на Оленью. Самым большим коли­чеством мифов окружена гибель солда­та, чья могила находится теперь на ост­ровке посреди Комсомольского озера. Утверждают, что убит он был не разры­вом бомбы, а попал под поезд, когда бе­жал к зенитке во время налета. Впрочем, подлинность этого утверждения вряд ли может быть доказана. Так или иначе, че­ловек погиб при исполнении воинского долга, но погребен был без особых поче­стей, а над могилой долгое время стоял деревянный столбик с фанерной дощеч­кой, на которой химическим карандашом была написана фамилия. В начале 60-х - опять-таки по неподтвержденным дан­ным - дощечку хотели заменить метал­лической табличкой, но дело почему-то не заладилось, и, в конце концов, фанер­ку просто потеряли. Так солдат стал не­известным.

Еще одну темную страницу в историю нашего города вписал ГУЛАГ. В народе до сих пор ходят полуфантастические рассказы о сидевших за высоким забо­ром заключенных, которые проигрывали друг друга в карты, а потом убивали. Хо­ронили их на старом (тогда оно было новым) кладбище в районе, где теперь стоит телевышка. Имен, естественно, не сохранилось. В могильные холмики вты­кали колышки с написанными на них номерами, но время уничтожило и их...